ПРИВИЛЕГИЯ ТВОРЦА - БЫТЬ ГОТОВЫМ К ГРЯДУЩЕМУ

Л.И. Уманский описал совместно-взаимодействующий, совместно-последовательный, совместно-индивидуальный типы деятельности.
Вы, совместно с П.В. Малиновским, логически продолжили эту линию, описали тип совместно-творческой деятельности, которая, по моим наблюдениям за работой проектных команд, требует особых взаимоотношений.
Что характерно для взаимодействия личностей внутри коллектива, команды на этом этапе?

― Подход Льва Ильича Уманского очень близок мне своей ясностью и простотой изложения, точностью нахождения в практике, в реальной жизни. Мне было понятно, что все три типа, или три формы, совместной деятельности, которые он обнаружил и описал, имели прямое отношение к сопряжению каких-то деятельностей, если люди собирались в группы. Это был мощный прорыв, очень реалистичная концепция Уманского. Понятие «совместно-творческая деятельность» мы заимствовали у Г.М. Андреевой. Это словосочетание не имело отношения к менеджменту, но мы с Павлом Владимировичем Малиновским за него зацепились.

К концу 70-х ― началу 80-х годов прошлого столетия в менеджменте произошла революция, когда стало понятно, что традиционные виды совместной деятельности перестают работать. Во-первых, это было связано с большими скоростями, которые вдруг возникли. Во-вторых, с объемностью восприятия объекта, который невозможно ухватить, если не вступать в новый тип отношений. А в-третьих, с появлением информационных технологий иного типа, чем это было до сих пор.

Произошла революция ― менеджмент стал искать пути решений. Вот тут и вспомнили про другой тип деятельности. Хотя еще не знали, как он называется, но уже понимали, что он существует: наука, искусство веками и тысячелетиями принимают решения в этих сферах. но как? Как принимать решения, когда речь идет о поиске истины? Может ли начальник в этом случае сказать, как это сделать? Возникает новый тип коммуникации между участниками, который предполагает наличие у каждого из них своего видения.

Для меня это было важно, потому что у меня появилась очень простая гипотеза. Я стал находить связь между типом деятельности и типом культуры. совместно-взаимодействующая деятельность чаще всего приводит к возникновению органической культуры. совместно-последовательная ― к бюрократической. совместно-индивидуальная ― к предпринимательской.

Я стал экспериментировать: даю испытуемым работу на взаимодействие ― и вижу всю феноменологию, которая относится ко всем этим коллективистским формам. нужно получить бюрократию ― задаю последовательную деятельность. Кроме руководителя, целого не видит никто: все делают какие-то части и передают их друг другу как на конвейере. Картину в целом держит тот, кто воздействует через распоряжение ресурсами. и тут же возникает совершенно особый тип культуры: находящиеся рядом конфликтуют между собой или вступают в конфронтацию.

Когда мне нужно понять, что такое предпринимательская культура, даю какую-нибудь игру на конкуренцию: у каждого предмет своего цвета, например, спички, и деятельность будет оцениваться по их количеству, которое окажется в итоговом продукте. И в этой игре видна вся феноменология, связанная с предпринимательским типом отношений и культурой.

Возникает вопрос: а как быть с творческими задачами, особенно с теми, у которых нет ясного окончательного экспертного решения? есть примеры применения, разного типа использования, но за ними всегда есть какая-то вероятностная схема итогового решения.

И вот здесь появляется новый тип отношений, включается совместно-творческая деятельность: это всегда поиск нового, действие «здесь и сейчас», максимальная актуализация всего, что мы знаем. Мы ничего не скрываем друг от друга потому, что надо найти решение. Максимально проявляется весь ролевой репертуар каждого участника, и, что очень важно, начинает работать другой тип ответственности ― ответственность за общий результат, который мы получаем. Этот тип отношений чем-то похож на органическую культуру. но там общий результат является следствием того, что мы хотим быть близки и симпатичны друг другу, а здесь никакая симпатия не работает ― работает поиск лучшего решения.

Какие компетенции потребуются для осуществления совместно-творческой деятельности всей команды в целом?

― Самое первое и главное ― это ориентация на развитие. Оценить это можно очень просто: ориентация на развитие ― это когда я в конце проекта удовлетворен не результатом и не деньгами, которые получил, не удовольствием, которое испытал, а той «дельтой приращения», которая у меня появилась. Чем-то таким, за счет чего я стал более «оспособленным» ― на эту дельту я развился, это профессиональная компетенция.

Второй момент ― это диалогичность, умение так построить взаимоотношения и коммуникацию, чтобы каждый раз не оценивать то, что говорит другой, а пытаться безо всяких ожиданий понять, что он говорит. Это способность преодолевать монологичность и эгоцентризм.

и третий аспект ― партнерство как желание и способность делить риски с другим человеком. Ты не берешь на себя всю ответственность и в то же время не пытаешься эту ответственность спихнуть. и когда что-то не получилось, ты делишь риски пропорционально своему пониманию ответственности за общий результат.

То, что Вы описали, мне напоминает стремление к развитию, субкультуру, которая присутствует у некоторых молодых людей. По сути, некий феномен поведения в нашем обществе, к которому как к культуре способны единицы.

― А я думаю, она уже есть, и за ней будущее. нынешние условия как раз и свидетельствуют, что ни в каком «умном месте» нет готовых решений и этого места на самом деле нет. Но его можно создать совместными усилиями, если следовать тем же правилам, по которым осуществляется поиск истины с древних времен. Оно всегда было, только для менеджмента было нехарактерно ― больше полагались на использование административного управления. Полагаю, что на тот момент это было оправданно с точки зрения экономии энергии.

Бирюзовые культуры, с одной стороны, являются мифом, а с другой стороны, в принципе, достижимы?

― Если в традиции Лалу, Грейвза, то скорее всего ― да. за этими «разноцветными историями», я думаю, много всякой подоплеки, кроме управленческой.

Соглашусь, что такая спираль может быть выявлена, но в этих книгах ничего не говорится о том, как этого достичь. Тем не менее многим организациям удается туда попасть (как им, по крайней мере, кажется) за счет внедрения разных технологий, в том числе и за счет игры. Игровая реальность ближе к этому полюсу совместного творчества, поскольку игра ― это всегда творчество. Именно таким образом удавалось включить элемент совместного творчества через военно-штабные игры, даже в самых «заадминистрированных» системах. Это не является чем-то уникальным и совсем новым.

Сложность в том, что ты видишь, что это возможно, но не знаешь, как именно это сделать. Так всегда бывает с творчеством, потому что в нем есть элемент, технологически связанный с окружающей атмосферой. Как соловьи в клетке не поют, так и для творчества нужна особая атмосфера ― атмосфера в отношениях, которые выстраиваются внутри. Значит ли это, что опыт Сергея Павловича Королева или Игоря Васильевича Курчатова ― артефакт? Нет. Это означает, что даже внутри жестких систем создавались такие оазисы, где процветало совместное творчество, где люди были свободны. Творить может только свободный человек. и, кстати, отвечать за последствия тоже. Управлять рабами невозможно.

Как давно Вы начали создавать методологическую школу практической психологии? Мне приходит на ум метафора возводимого здания. В сложившейся ситуации требуется ли Вам вносить изменения в конструкцию или Вы убедились в изначальной правильности всего проекта?

― Все, действительно, возникло, не за один раз. Мне все стало понятно в начале нулевых, наверное с того момента, когда сложилась концепция курса управления персоналом и появился учебник. стало понятно, что для дальнейшего движения нужно каким-то образом упростить и заодно уточнить поле, в котором действует практический психолог. По поводу объектов, с которыми он имеет дело, у меня особых сомнений не было: это личность, группы, организация. Я не имею в виду политику, общество, государство.

Вторая часть до сих пор для меня не является такой же простой и ясной. Но меня вдохновляет опыт Д.И. Менделеева: таблица, которую он построил, тоже не вся заполнена и, может быть, никогда не будет заполнена, хотя есть четкие критерии, по которым она строится. И эта вторая часть потребовала больше времени.

С одной стороны, мне было понятно, что мы, как практические психологи, занимаемся организационной диагностикой. С другой стороны, речь идет не столько о диагностике, сколько об идентификации. Я любитель типологического анализа, который сейчас подвергается критике. Объекты не так просто устроены, чтобы можно было четко сказать, что это за личность и что это за группа. Я считаю, что идентификационная процедура ― это попытка все-таки не жестко поработать с этими объектами. Есть процедура идентификации, когда мы смотрим, к какому типу относится данная группа, например определяем тип команды или тип организации и организационной культуры, к которому она относится. Поэтому мы всегда что-то измеряем, пытаемся что-то оценить на входе или в процессе работы.

Второй вид деятельности, который есть всегда, ― это обучение и развитие. Здесь тоже много вопросов: например, где граница между обучением и развитием?

На мой взгляд, эти понятия неразрывны.

― По сути ― да. Но если вводим критерий «время», то обучение обычно ориентировано на текущую ситуацию, а развитие ― на будущее. Если мы встроим сюда критерии типа «инструменты и средства», то обучение чаще всего связано с овладением инструментами, а развитие ― это формирование тех средств, которые нужны будут человеку для успешной деятельности.

Но возникает третья реальность, которой заняты практикующие психологи. Это консультирование, сопровождение какой-либо организации, человека. Есть у человека тьютор, есть коуч, но непонятно, как его обучать или как его развивать. Речь о том, что ты находишься рядом с ним, помогаешь ему в его движении.

Получается, что есть три крупных вида деятельности практикующего психолога по отношению ко всем трем объектам: диагностика – идентификация, обучение – развитие и консультирование – сопровождение.

Мне пришла в голову идея заполнить все эти 9 клеток. Я обсуждал ее с коллегами, и многим она показалась интересной. Причем вроде бы ничего нового, но, с другой стороны, появляется концептуальная сетка, своеобразная frame of references, когда мы можем понять: например, вот эта клеточка ― развитие группы. Что там у нас? Тренинги командообразования и что-то связанное с тем, чтобы превратить эту группу в какую-то особенную. Для этого у нас есть подходы, возможности, средства, методы, технологии и так далее. Может быть, это просто попытка классифицировать все поле.

Если рассматривать систему как учебную программу, люди, освоившие ее, выборочно ли или всю целиком, по сути, будут способны заниматься трансформацией других?

― Только в том случае, если нам удастся обеспечить эту трансформацию для них самих. Если говорить о методическом воплощении, то каждый модуль строится в соответствии с алгоритмом, который мы опробовали на программе «бизнес-партнер»: пятница ― концептуальный день, суббота ― день теоретических моделей, а воскресенье ― день практической отработки. И если концепцию достроить еще таким методическим конструктором, то мы получаем красивую схему, позволяющую людям пройти через трансформацию и рефлексию по поводу этой трансформации. Если человек глубоко поработал над проектом и в итоге защитил проект, то вероятность, что он будет способен к трансформированию других людей, групп и организаций, конечно, становится выше.

То есть Вы не собираетесь вносить какие-либо изменения в конструкцию в текущей ситуации?

― Текущая ситуация как раз подтверждает необходимость перехода от бессмысленных попыток планировать будущее, предсказывать его, попыток работать с неопределенностью, подобных гаданию на кофейной гуще. Пандемия показала, что не надо планировать будущее ― надо быть готовым к нему. А наша программа как раз ориентирована на то, чтобы быть готовым к грядущему. Готовым к грядущему может быть только личность, сформированная таким образом, что абсолютно любую ситуацию она воспринимает как условия задачи, в которой надо обнаружить цель, увидеть результат и начать действовать.

Может быть, я даже получил в ходе реализации программы какое-то подтверждение и иллюстрацию своей гипотезы.

Получается, что Вы очень четко декларируете и подтверждаете свой принцип: мы сами и есть то, чему мы учим?

― Программа построена так, что вынуждает быть в контексте. Это очень важно. Я бы добавил к перечню компетенций тех, кто готов взаимодействовать в совместном творчестве, такую характеристику как чуткость к контексту, его понимание и готовность жить в контексте. Это очень важно потому, что человеку очень непросто принимать условия и не пытаться их изменить, интерпретировать, рационализировать. Он должен принимать их такими, какими они даны. Как говорил К.С. Станиславский, нужно умение действовать в предлагаемых обстоятельствах. Это и есть та метазадача, метакомпетентность, которая, по моему представлению, должна быть получена в ходе обучения по программе «Практическая психология».

Самое главное ― не пытаться учесть все факторы, которые невозможно учесть. Их великое множество, и они так между собой переплетены, что мы только и будем заниматься их анализом. Нет! Надо данность принять за реальность, а реальность сделать своей действительностью. «Это моя действительность» ― говорю я и начинаю действовать. Слова «действительность» и «действовать» однокоренные. Вот что важно. Этому надо научиться. И это не просто набор знаний или каких-то моделей. Самое главное ― это личность, которая сформировалась или трансформировалась.

На встрече в Давосе в 2016 году был объявлен список из 10 наиболее востребованных к 2035 году soft-компетенций. За очень короткий срок компетентностный подход эволюционировал от hard и soft skills к личностным компетенциям – self skills. Получается, что программа построена на «выращивании» self skills через передачу soft skills?

― Наверное, да. Моя исходная позиция в этом и состояла: то, как мы учим, и есть то, чему мы учим. Почему появились добавки: то, с кем мы учим, есть то, чему мы учим. Это вовлечение самих участников в процесс. В каких-то моментах мы становимся со-творцами. Без этого никак нельзя передать идею совместного творчества.

Есть и третий момент (я даже не ожидал, когда года два назад понял это и сформулировал для себя): то, где мы учим, есть то, чему мы учим. А сейчас, в условиях дистанционных форматов, «то, где мы учим» становится актуальным как никогда. Вчера я знакомился с Miro. Освоение платформы Miro ― это и есть «то, где мы учим». Идея «то, где мы учим, и есть то, чему мы учим» приобретает абсолютно новый смысл потому, что само попадание в эту среду делает практически равными преподавателя и студента. Но самое главное, что сама среда, в которую мы попадаем, и есть обучение. Обучением становится и сам процесс попадания туда и жизни там.

Когда мы говорим про self skills, я имею в виду, что (моя любимая фраза из Евгения Евтушенко, для меня она актуальна) «образование» ― это от «образовывается личность». Если личность не образовывается ― это обучение.

Топ-10 софт компетенций подразделяют на три кластера:
a. Инновационность и креативность не сводятся к освоению технологий вроде ТРИЗ или мозгового штурма. Этот набор компетенций прежде всего предполагает смелость, готовность к творческому эксперименту и совершению ошибок;
b. Цифровые знания и навыки упоминаются примерно так же часто, как инновационность. В эту группу входят программирование, знание основ робототехники, умение понимать и использовать новые технологии, например машинное обучение и виртуальную реальность;
c. Осознанность и управление собой — это умение управлять своим вниманием, находить смысл в работе и в жизни, жизнестойкость, умение строить планы и вообще понимать самого себя.

Есть ли у Вас прогноз или видение, к какому будущему нам надо готовиться? Какие человеческие компетенции будут востребованы? Какими из них будут обладать наиболее успешные представители рода человеческого?

― Обращу внимание только на третий блок из перечисленных. Мне кажется, что он будет самым востребованным, и наиболее успешные люди будут фокусировать наибольшее внимание именно на нем.

Курс «индивидуальный код личности в ситуации изменений» еще раз убедил меня в том, что внутри каждого из нас находится колоссальный ресурс. Задача ― добраться до этого ресурса, увидеть траектории собственного движения. Самое интересное, что те типы личности, которые сегодня вскрыты, проявляются в кросс-типовом сочетании (обязательно сочетание, практически у всех есть все разновидности). Скажу только об одной вещи, которая для меня оказалось большим открытием: нам уже понятны направления переходов от одного типа к другому. Я уже почти точно знаю, как это делать. Самое интересное, что переход от одного типа к другому является для человека энергетическим зарядом. Вот где скрывается эмоциональная энергия, и не исключаю, что и когнитивная. Это тот путь, куда мы движемся сейчас.

Сейчас действительно непростое время. Во время пандемии все человечество получило немало вызовов, и не все из нас нашли смелость ответить на них. Как Вы сами относитесь к происходящему? Что происходило и происходит с вашей командой в этот период? И как повлиял период самоизоляции на школу практической психологии?

― Происходящее на уровне всей человеческой цивилизации я воспринимаю как эксперимент: все мы испытуемые, и неизвестно, кто экспериментатор. В этих условиях мы получили возможность понять свои успешные способы поведения, свою значимость для самих себя и своих близких, эмоциональную зрелость и профессиональную компетентность. Получилась такая лакмусовая бумажка, какой-то всеобщий ассессмент, после которого вдруг все стало очевидным. Как в том анекдоте, когда при отливе сразу стало видно, кто купался без некоторых деталей гардероба. Вот такая ситуация, когда все стало вдруг все открытым и откровенным.

Признаюсь, сам не ожидал, что будет так сложно вести занятия дистанционно ― мне, человеку, который давно уже дистанционно проводит обсуждения, читает лекции. Ты начинаешь ощущать сгустки содержания. Обнаруживается, что в офлайн-режиме во взаимодействии с обучающимися есть огромные возможности, которые напрямую с содержанием не связаны. И это вовсе не то, что ты анекдоты рассказываешь или занимаешься чем-то другим, нет. У тебя есть контакт с каждым из участников, который тоже является частью этого занятия. Теперь же, в дистанционном формате, ты как будто бы превращаешь все в когнитивную схему, и надо упаковать в одну минуту то, что мог бы рассказывать 15 минут. Спрессованность времени ― это был первый вызов, конечно, поначалу шокирующий. Пришлось разворачивать время без ущерба для содержания.

Мне кажется, что появилось очень много новых тем. Думаю, что, если бы не было пандемии, вряд ли бы «индивидуальный код» возник в таком варианте и вряд ли бы мы смогли запустить летом третий поток. И сама работа «живьем» была бы немного другой. Но самое важное: получается, что этот концентрат, с которым ты сталкиваешься, и передается другим как концентрат. Другие начинают его разворачивать ― и у них возникает идея. Я знаю: как, почему это так, как это связано с пандемией. Такого, в общем, в таких масштабах я раньше не встречал. Со слушателями программы происходят какие-то удивительные вещи! Где здесь влияние пандемии, где влияние случая, мне трудно сказать, но я вижу, что люди в этих условиях стали более субъектными, появился какой-то иной тип субъектности.

Все три «с» начали вдруг работать: и самоопределение с самоидентификацией, и самоорганизация, которая удивительным образом сказалась на темпоритме жизни. И сам темпоритм, и жизнь уплотнились, и появился темпоритм того, что будет происходить в какие моменты.

Конечно, один из важнейших моментов, как раз связанный с контекстом, это синхронизация. Это не тот случай, когда есть дирижер, который все определяет и на которого все смотрят: как он махнет своей палочкой, так мы вместе и будем действовать. Нет. Представьте себе, что каждый сам по себе, но все вместе. Это броуновское движение, превратившееся в танец, ― и в этом танце все начинает происходить. Появилось большое количество публикаций, материалов, конференций, интервью ― стало много нового содержания. Может быть, это революционная ситуация ― не знаю. Надо посмотреть ближе к осени: Россия имеет свою собственную сезонность, когда что-то происходит.

У меня есть гипотеза этой «вспышки» субъектности: во время самоизоляции мы были предоставлены сами себе. По сути, каждый как отдельный космонавт в своем корабле. Единственное – мы могли общаться по видеосвязи. Когда мы выходили во внешнее пространство, происходили разные встречи с другими людьми – реальность «размывалась» В ситуации самоизоляции у нас получилось не «размывать» реальность.

― Идея, что можно быть предоставленными самим себе, мне показалась справедливой (не для всех, наверное). Согласен, это как отпуск ― от «отпустить себя». Те, кому удалось «отпустить себя», отличаются от тех, кому это не удалось. И очень важно то, на что они себя «отпустили»: здесь, наверное, многое определила какая-то ценностная схема.

Получается, что этот период послужил катализатором выхода из какого-то личностного кризиса?

― Если он был у кого-то. Вопрос в том, восприняли ли мы это как некую возможность. Наверняка почистили телефонную книжку ― из пухлых телефонных книжек остались только те контакты, которые для тебя что-то значат. Сейчас можно просто посмотреть, с кем ты в это время взаимодействовал, по какому поводу.

Нынешняя ситуация показала, какой кризис переживает система обучения, в том числе и средняя школа: мы столкнулись с большим количеством трудностей. Или кризис еще не осознан и сейчас мы видим реактивное поведение в ответ на вызов?

― Думаю, что это просто стало для всех очевидным. Это то же самое, что попытка приписать мозгу ответственность за все наши действия.

Все думали, что главное ― купить компьютеры, выстроить необходимую инфраструктуру и научить учеников и учителей нажимать соответствующие кнопки. А тут вдруг стало понятно, что здесь совершенно другой тип обучения, другой тип методик, другой тип преподавателя и другой тип ученика, который должен вдруг появиться.

Я сужу по своим ташкентским студентам. Я бы полетел в командировку и проводил занятия как обычно за все последние 15 лет. В данном случае такой возможности не было, но при этом у меня оставались цели, которые я реализовывал. Я не мог оставить группу без необходимых методических приемов. Но условия были совершенно другие.

Работая в Zoom, студенты выходили в Google и вели групповые дискуссии. После этих дискуссий я им сказал: «а теперь все это ― в слайдах!» И были слайды, чем они меня поразили! Понимаете, они восприняли это как задачу и стали ее решать. Потом студенты рассказали мне о том, что никогда раньше не пытались одновременно думать и оформлять. а здесь им пришлось это делать.

И когда все завершилось, у всех вызвало огромное удивление, что студенты в условиях самоизоляции подготовили конференцию, записали в YouTube, и в течение 1 часа 15 минут мы наблюдали выступления с докладами, вопросы, викторину, которая шла в онлайн-режиме. И все получилось! Они обрели совершенно особые навыки, отличающиеся от тех, если бы это было в офлайн.

Мне кажется, что преподавание остается очень творческим процессом. Задача состоит не столько в том, чтобы передать студентам какой-то объем информации, сколько в том, пригласить их к совместному творчеству (без совместного творчества нет образования).

Совместное творчество студентов и преподавателей, по сути, должно стать частью их жизни. Теперь, имея инструмент Miro, я могу со студентами еще и в него выходить, и в нем мы вместе будем творить.

Примета времени: если раньше преподаватели жаловались на посещаемость студентами очных занятий, то сегодня ситуация обратная – онлайн собирается 90% группы, а у преподавателя не всегда получается прийти на конференцию в Zoom. Это сигнал, что преподаватели испытывали очень большой стресс от формата онлайн или оказались не готовы к нему из-за отсутствия цифровых навыков?

― Если бы дело было только в цифровых навыках! Я бы сказал, что здесь действует «феномен свидетеля». Ты что-то говоришь, читаешь лекцию, понятно, что 90% студентов вроде зарегистрировались в данной сессии, но неизвестно, сколько из них в ней на самом деле находится.

Вполне возможен «эффект марсианина». Помните, у Бредбери главный герой превращался в то существо, про которое подумал собеседник, и выполнял желание партнера по общению? Все было бы хорошо, если бы не было эффекта толпы. Что делать с толпой, в кого превращаться? В тех, о ком подумал каждый из этих людей? Это и есть задача на внутреннюю аутентичность. Ты, как преподаватель, учебник будешь читать? Что будет с тобой происходить? И за каждое слово будешь отвечать?

Я вспомнил свои студии на «Фабрике звезд» Аллы Борисовны Пугачевой. После первых трех-четырех сеансов я, выходя оттуда, садился в машину и не мог двинуться в течение получаса. Просто сидел, курил, пил кофе ― но не мог двинуться! Причем дело не в детях, а дело в 38 камерах, которые постоянно на тебя нацелены со всех сторон. Камеры ничего не говорят, они молчат. И здесь, когда преподаватель взаимодействует с этой неопределенного вида и численности аудиторией, непонятно, с кем он разговаривает. Отсутствие непосредственной обратной связи, конечно, сильно осложняет дело.

Преподавание должно превратиться в театр одного актера? А если у преподавателя нет этих навыков? Речь идет не о цифровых навыках, а скорее о навыках фасилитации, медиации, модерации, организации групповой работы, навыках задания обратной связи, режиссирования всего этого материала.

Что я стал делать с первого занятия со студентами 16 марта? Первый слайд у меня после титульного был «Контакт по безопасности». Причем в «Контакт по безопасности» я выносил ключевой вопрос сегодняшнего занятия, кроме самого первого, связанного с элементарными вещами самосохранения. Я получил его по WhatsApp от французского коллеги буквально перед началом занятия. И это меня сразу включило. И когда ближе к концу семестра я уже студентам передал, как это обычно бывает на ведении лекций или занятий, первое, что они сделали, ― стали выяснять, какой контакт безопасности надо запустить. Они поняли, что контакт по безопасности ― это ключ к переходу, к фокусировке внимания. Это увертюра «здесь», а «там» надо задать вопрос, на этот вопрос надо ответить в чате, а самому заготовить ответ, который ты хочешь предложить. Это совсем другая методология работы, она не имеет прямого отношения к цифровым навыкам, которые обычно имеются в виду. Да и работа с Miro ― это не цифровые навыки. Это в большей степени навыки групповой работы, а все остальное ― просто средство, это среда, в которой мы находимся.

Конечно, надо понимать кнопки, конечно, надо не бояться заглянуть в какой-нибудь значок-иконку, увидеть, попробовать, поэкспериментировать, ошибиться, еще раз начать, еще раз ошибиться. Это опять-таки не цифровые навыки ― это self, немножко soft skills.

Тогда же мы с одной из групп, которая занимается переговорами, использовали технологию организации групповой работы WorldCafe. И это занятие готовили студенты! Мне было очень интересно, как они будут передвигать группы от станции к станции. Я понимал, что это будет очень тяжело потому, что я попробовал сам. Задал вопрос: «есть какие-то вопросы по организации?» «нет, все понятно!» А я уже наготове и, когда они подошли уже (не в рефлексии, не подготовке, а в реальном действии к этому моменту), при делении участников получилось 5 групп по 5 человек: есть те, которые в роли дежурных по станции, есть остальные и их надо точно так же поштучно перемещать. А не получается, пока нет автоматизированной системы анализа, только выбором поштучно надо перемещать участников из группы в группу сессионного зала Zoom, чего они никогда-никогда не делали. Когда студенты к этому моменту подошли, я сижу в ожидании. «Что будем делать?». Они говорят: «Тахир Юсупович, мы не знаем, что будем делать. Сейчас это столько времени займет, динамика разрушится!» Я их спрашиваю: «Варианты есть?» – «А мы даже и не думали!». Говорю: «Смотрите, у меня есть предложение – предлагаю сделать так». А сам перемещаю дежурных по станции, а не сами станции. И вся группа 5 человек остается на месте, а дежурный по станции переместился вместе со своим Google-формой и является перед ними. Группа в zoom-комнате видят дежурного и спрашивают: «Ты откуда здесь?». Дежурный отвечает: «Это вы ко мне пришли!». В первый момент, конечно же, шок, это удивляет. Понятно, что потом все встало на свои места. В зал придет другой дежурный, а, на самом деле, все понимают, что они «пришли» в этот зал. но участники уже используют именно эти глаголы «что ТУТ у вас БЫЛО?». Понимаете, вот же что интересно! Но, если бы я не знал, что есть WorldCafe, что таким образом это делается, как бы я, при всех своих цифровых навыках, мог бы это делать? Нет, это особая методическая подготовка нужна.

Я успокаивал некоторых своих коллег, которые обращались ко мне в ужасе от первых недель: «не надо превращать это в чтение лекции в виде монолога. Это ни вам не интересно, ни студентам. Давайте думать о том, как препарировать сам материал, чтобы это могло бы лечь в дистанционную форму». Материал надо препарировать, и тебе немного измениться: во-первых, научиться возбуждать вопросы, а не заглушать их, и, во-вторых, с интересом отвечать на них, даже если эти вопросы дурацкие. Студенты имеют право и на дурацкие вопросы. разве я этого не знал до того, как началась пандемия? Просто это все обострилось, открыло возможность, прорвалось.

Я хотела бы завершить интервью с Вами вопросом, который любил задавать Г.П. Щедровицкий: чем Вы будете заниматься через 20 лет?

― Через 20 лет, даст Бог, я создам особую школу для своих правнуков, думаю, их у меня к этому моменту будет четверо-пятеро. С ними я буду обсуждать (неважно, в каком режиме ― офлайн или онлайн) вопросы тех ресурсов личности, которые можно вырастить каждому из них. Причем вырастить так, чтобы это было самым большим удовольствием их жизни. Сами эти ресурсы будут похожи, наверное, на какие-то способности. Но это не просто рисование, а рисование музыкой, например. Не просто плавание, а плавание в воздухе. Не просто чтение, а чтение рифмованное. То есть это должно быть соединение несоединимого. Вот такой оксюморон в своем развитии. Этим я буду с удовольствием заниматься через 20 лет.

Большое спасибо!

P.S. По поводу оцифровки себя. Я понимаю, что для многих преподавателей есть какой-то предел возможностей: получается, что нужно оцифровать себя, оцифровать материал, потом «расцифровать» его во время цифровой лекции, то есть распаковать себя в человека в режиме, когда ты уже все оцифровал онлайн.

― Да, это круче чем «распредметить опредмеченное». Посмотрим, что из этого выйдет!